Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Склонность человека к тонкому белью вовсе не говорит о его привычке мыть ноги.



Альбер Камю. Миф о Сизифе.

В субботу, пятого апреля,

Сырой рассветной порой

Передовые рассмотрели

Идущих немцев темный строй.



На шапках перья птиц веселых,

На шлемах конские хвосты.

Над ними на древках тяжелых

Качались черные кресты.



Оруженосцы сзади гордо

Везли фамильные щиты,

На них гербов медвежьи морды,

Оружье, башни и цветы.



Все было дьявольски красиво,

Как будто эти господа,

Уже сломивши нашу силу,

Гулять отправились сюда.



Ну что ж, сведем полки с полками,

Довольно с нас посольств, измен,

Ошуюю нас Вороний Камень

И одесную нас Узмень.



Под нами лед, над нами небо,

За нами наши города,

Ни леса, ни земли, ни хлеба

Не взять вам больше никогда.



Всю ночь, треща смолой, горели

За нами красные костры.

Мы перед боем руки грели,

Чтоб не скользили топоры.



Углом вперед, от всех особо,

Одеты в шубы, в армяки,

Стояли темные от злобы

Псковские пешие полки.



Их немцы доняли железом,

Угнали их детей и жен,

Их двор пограблен, скот порезан,

Посев потоптан, дом сожжен.



Их князь поставил в середину,

Чтоб первый приняли напор,-

Надежен в черную годину

Мужицкий кованый топор!



Князь перед русскими полками

Коня с разлета развернул,

Закованными в сталь руками

Под облака сердито ткнул.



«Пусть с немцами нас бог рассудит

Без проволочек тут, на льду,

При нас мечи, и, будь что будет,

Поможем божьему суду!»



Князь поскакал к прибрежным скалам,

На них вскарабкавшись с трудом,

Высокий выступ отыскал он,

Откуда видно все кругом.



И оглянулся. Где-то сзади,

Среди деревьев и камней,

Его полки стоят в засаде,

Держа на привязи коней.



А впереди, по звонким льдинам

Гремя тяжелой чешуей,

Ливонцы едут грозным клином –

Свиной железной головой.



Был первый натиск немцев страшен.

В пехоту русскую углом,

Двумя рядами конных башен

Они врубились напролом.



Как в бурю гневные барашки,

Среди немецких шишаков

Мелькали белые рубашки,

Бараньи шапки мужиков.



В рубахах стираных нательных,

Тулупы на землю швырнув,

Они бросались в бой смертельный,

Широко ворот распахнув.



Так легче бить врага с размаху,

А коли надо умирать,

Так лучше чистую рубаху

Своею кровью замарать.



Они с открытыми глазами

На немцев голой грудью шли,

До кости пальцы разрезая,

Склоняли копья до земли.



И там, где копья пригибались,

Они в отчаянной резне

Сквозь строй немецкий прорубались

Плечом к плечу, спиной к спине.



Онцыфор в глубь рядов пробился,

С помятой шеей и ребром,

Вертясь и прыгая, рубился

Большим тяжелым топором.



Семь раз топор его поднялся,

Семь раз коробилась броня,

Семь раз ливонец наклонялся

И с лязгом рушился с коня.



С восьмым, последним по зароку,

Онцыфрор стал лицом к лицу,

Когда его девятый сбоку

Мечом ударил по крестцу.



Онцыфор молча обернулся,

С трудом собрал остаток сил,

На немца рыжего рванулся

И топором его скосил.



Они свалились наземь рядом

И долго дрались в толкотне.

Онцыфор помутневшим взглядом

Заметил щель в его броне.



С ладони кожу обдирая,

Пролез он всею пятерней

Туда, где шлем немецкий краем

Неплотно сцеплен был с броней.



И при последнем издыханье,

Он в пальцах, жестких и худых,

Смертельно стиснул на прощанье

Мясистый рыцарский кадык.



Уже смешались люди, кони,

Мечи, секиры, топоры,

А князь по-прежнему спокойно

Следит за битвою с горы.



Лицо замерзло, как нарочно,

Он шлем к уздечке пристегнул

И шапку с волчьей оторочкой

На лоб и уши натянул.



Его дружинники скучали,

Топтались кони, тлел костер.

Бояре старые ворчали:

«Иль меч у князя не остёр?



Не так дрались отцы и деды

За свой удел, за город свой,

Бросались в бой, ища победы,

Рискуя княжьей головой!»



Князь молча слушал разговоры,

Насупясь на коне сидел;

Сегодня он спасал не город,

Не вотчину, не свой удел.



Сегодня силой всенародной

Он путь ливонцам закрывал,

И тот, кто рисковал сегодня, -

Тот всею Русью рисковал.



Пускай бояре брешут дружно –

Он видел все, он твердо знал,

Когда полкам засадным нужно

Подать условленный сигнал.



И, только выждав, чтоб ливонцы,

Смешав ряды, втянулись в бой,

Он, полыхнув мечом на солнце,

Повел дружину за собой.



Подняв мечи из русской стали,

Нагнув копейные древки,

Из леса с криком вылетали

Новогородские полки.



По льду летели с лязгом, с громом,

К мохнатым гривам наклоняясь;

И первым на коне огромном

В немецкий строй врубился князь.



И, отступая перед князем,

Бросая копья и щиты,

С коней валились немцы наземь,

Воздев железные персты.



Гнедые кони горячились,

Из-под копыт вздымался прах,

Тела по снегу волочились,

Завязнув в узких стременах.



Стоял суровый беспорядок

Железа, крови и воды.

На месте рыцарских отрядов

Легли кровавые следы.



Одни лежали, захлебнувшись

В кровавой ледяной воде,

Другие мчались прочь, пригнувшись,

Трусливо шпоря лошадей.



Под ними лошади тонули,

Под ними дыбом лед вставал,

Их стремена на дно тянули,

Им панцирь выплыть не давал.



Брело под взглядами косыми

Немало пойманных господ,

Впервые пятками босыми

Прилежно шлепая об лед.



И князь, едва остыв от свалки,

Из-под руки уже следил,

Как беглецов остаток жалкий

К ливонским землям уходил.



Константин Симонов

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра