Писатель Владимир Сорокин — о языке власти, литературы, телевидения— Если прежний язык — соцреалистический или классический — можно было разрушить и в этом разрушении была своя очистительная энергия, то нынешний язык — язык попсы и власти — настолько прост, что его бессмысленно разрушать?
— Тема современного языка для меня болезненна. Я часто об этом думаю. Современный разговорный русский на меня производит удручающее впечатление. Это форменное убожество. А круг людей, говорящих на нормальном культурном русском, невероятно сузился. Я был недавно в Калифорнии и там общался с нашей интеллигенцией, которая уехала в начале 1980-х. Я получил колоссальное лингвистическое удовольствие, потому что они продолжают говорить на языке интеллигенции 1970-х. Услышать этот язык на улице теперь очень сложно. Да и не только на улице... Включи телевизор, и польется словесное убожество. Тот волапюк, на котором говорит верхушка власти и телевидение, он передается низам в качестве нормы, и массы обыдляются еще сильнее. Этот язык тянет за собой хамство, этику подворотни. Вероятно, поэтому и описывать этот мир не очень-то хочется.
— И как бы жить на этом языке не хочется, да?.. Филологи Александр Асиновский, Михаил Эпштейн высказывались на эту тему в "Огоньке" (N 5 за 2011 год, N 31 за 2009 год). Они тоже говорят о конце языка, но в том смысле, что это неизбежная болезнь роста. Потому что, например, советско-интеллигентское гладкоговорение воспринимается нынешней молодежью как приглашение ко лжи. И поэтому они сознательно огрубляют речь, чтобы... не врать.
— Это да. Но речь — о языке подворотни, который становится государственным. Я, видимо, уже пожилой человек, мне противно на нем говорить. Подворотню я никогда не любил... Одному молодому режиссеру я дал почитать "Метель". Он начал ее читать и говорит: "Владимир, я чувствую, что этого доктора в конце нахлобучат". И что мне ответить? "Нахлобучат, сто пудов?" Мне противно изъясняться на таком языке. Ведь проблема не в языке, а в его носителе. Люди тем самым размывают этику. Парадокс: если все советское время шло обыдление масс, то сейчас идет обыдление элит. Я бываю в разных компаниях, но мне как-то все меньше и меньше хочется общаться с нынешними нашими элитами, потому что люди становятся какими-то плоскими. То есть не то чтобы они материалисты — среди них есть и верующие, и мистики,— но все меньше и меньше по-настоящему интеллигентных людей.
— Нынешняя установка власти — с декларируемой практичностью, приземленностью, юридизацией — способствует стиранию людей.
— Личности стираются. Остается профессиональный функционализм. Да, в конечном счете раздражает этот функционализм. Тем более ценишь людей внутренне свободных. Если в 1990-е годы наша русская телега куда-то покатилась и неясно было куда, но была эта дорога как степень свободы. Свобода была в людях прежде всего. А потом дорога схлопнулась и стала плоской. Сам СССР — это труп великана-людоеда, который не был похоронен. Если сравнивать с послевоенной Германией, там, конечно, Запад помог вырыть могилу и свалить туда все это нацистское прошлое. А у нас в ельцинские годы труп забросали опилками и сказали, что он сам догниет, а нам надо двигаться вперед. А потом выяснилось, что миазмы совка отравили наше настоящее. И мы не можем никуда двигаться, обойти это. Ты хочешь обустроить жилище, покупаешь цветы, платье жене, торт, а тут в углу тухлятина лежит. Что ни делай, а вонь стоит в доме. Включаешь телевизор — лезут эти советские песни, шуточки, фильмы про героических чекистов, мракобесы, восхваляющие Сталина... Стагнация в чистом виде. И все это напоминает 1984 год, Черненко. Это тоже был тошнотворный гипергротеск, и на месте будущего стояла бетонная стена. Двигаться было некуда совершенно. Люди запирались в мастерских, слушали "Голос Америки", впадали в пьянство. А сейчас едут на Мальдивы, там впадают в пьянство, возвращаются и чертыхаются в пробках: "Что за страна?!"
— Владислав Сурков фактически отстранен от формирования идеологии. Вы были первым объектом для испытаний...
— ...Этого незатейливого оружия.
— ...Испытываете чувство удовлетворения?
— Смех испытывал и испытываю... Понимаете, нежизнеспособность, провинциальность этой идеологии была ясна с самого начала. Например, у "Идущих вместе" была идея обменивать книги Сорокина, Ерофеева и других "плохих" писателей на "хорошие". Долго думали, а? Они открыли обменники, а наш сообразительный народ попер туда детективы дешевые менять на классику. А потом нацболы принесли туда свежую биографию Путина, целую стопку: сказали, вот, мол, плохая литература, обменяйте. Началась потасовка. И на следующий день обменники были закрыты.
— Чтобы сохраниться при системе, нужно быть психом?
— Психу было легче. Он, например, на пляже к плавкам пришпилил звезду Героя Соцтруда и пошел знакомиться с девушками. Можете себе представить, что это было по тем временам? Невероятно! Это был его метод борьбы с окружающим. Но, повторяю, это фильм не только о нем.